Хель готова кричать в тишину, Хель готова молчать посреди толпы, когда от неё чего-то ждут. Хель готова на все, лишь бы стереть с рук и лица кровь, лишь бы её перестало трясти как кленовый лист на ветру.
У Хель дикая тряска. У Хель скачки за призом – первое ведь место.
У Хель перед глазами страшные картинки, которые убивают её, которые закрывают обзор и твердят постоянно – твой час близок.
Хель хватается за Самаэля, как утопающий за деревянный плот, за обломок мачты, за что угодно, лишь бы не утонуть в себе, в пучине собственных страстей и страхов. Лишь бы, лишь бы, лишь бы.
- Он там. Он там, Самаэль. Он сделал мне больно, он хотел, я не знаю чего он хотел, но он хотел. Он сделал мне больно.
Хель предпочла бы дворцовому аду, рай в шалаше, только его квартира похожа больше на комнату под самым чердаком, почти на вершине мира. Она когда была очень рядом и готовилась встретиться лицом к лицу с другой такой же – со смертью. Но все это так же скоро закончилось, как и началось. А у Хель появился Самаэль. Её тайна, покрытая мраком на последнем этаже.
Самаэль – человек, который выслушивает все её бредовые идеи о том, что можно летать, надо лишь отпустить все эти мысли. О том, что ей снился потом и засуха, что у неё болит сегодня голова.
Самаэль – это все, что связывает Хель с миром живых. Ни мать, ни магазин, из которого её грозились уволить – все не то, абсолютно. Самаэль – константа в мире под солнцем, а не под луной. Под луной правит она сама, в короткие мгновения просветления, когда не сбивается речь, когда слова ложатся ровным слоем, в правильном порядке. Такое редкое явление, но он видел её. Видел, точно видел, что Хель нормальная, что она вменяемая, что Хель адекватная, а не больная.
Хель сжимает его рубашку в пальцах, прячется на плече и боится сделать шаг в сторону – расстрел.
- Почему они хотят сделать мне больно?
Хель недоумевает, пачкая слезами рубашку Самаэля. Хель хотела бы перестать его называть по имени, но сокращения до «док» её не вдохновляют, не прельщают – тлен и безысходность, как сейчас модно писать в твиттере или тамблере. В жизни Хель Хейм нет тлена и безысходности, в ней есть книги и разные выдуманные истории, есть таблетки и врач, который постоянно снабжает ими. Казалось бы – он её нарко-диллер, только вроде все законно и она не сидит на транквилизаторах.
- Я некрасивая, да? Я теперь некрасивая? Надо, наверное, уйти умыться, привести себя в порядок. Да, точно надо.
Хель отпускает Самаэля, Хель оглядывается на дверь и пытается понять – почему. Почему всегда происходит именно так, почему это идет не по её маленькому плану, почему люди такие злые. Но на сотню всевозможных почему она никогда не найдет ответа – мир не любит давать односложные ответы и так просто раскрывать свои тайны. Этот мир жесток.
Хель доходит до ванной, честно хочет умыться, запоздало ощущая в себе то, что не должна чувствовать. То, что больше чем под запретом. Хель чувствует смерть.
Близкую, слишком близкую. И совершенно не такую, какая приходит к ней, чтобы увести или забрать. Хель чувствует запах крови, Хель чувствует как холод сковывает чужие конечности, как кто-то пытается сопротивляться – поздно.
Хель цепляется за ванную, держится за батарею, дышит. Дышит.
Забывает дышать.